Между историческими сарматами и одноименным портретом, возникшем в Речи Посполитой, – почти две тысячи лет. Как же они связались?
Зачем шляхте понадобился миф о сарматах? Можно ли, всмотревшись в сарматский портрет, уловить некоторые черты эпохи, его создавшей?
Что ж, посмотрим картины.
Итак, что на поверхности? Люди (слева – подканцлер ВКЛ Станислав Антоний Щука, справа – предположительно, князь Михаил Борисович) изображены в полный рост. На них дорогая одежда, аксессуары репрезентативны, на картине слева в углу виден сопроводительный текст. Иногда на сарматских портретах встречается и герб. На фоне – тканевая драпировка и схематичный интерьер.
Присмотримся. И в том, и в другом случае художник искусно прописал одежду: она объемная, реалистичная, детали и цвет работают на то, чтобы «рассказать» о платье как можно больше. При этом тела людей, и особенно лица, как бы застыли. Позы неестественные: разве можно так стоять, так держать голову? Лица плоскостные. В своем торжественном оцепенении они напоминают иконы. И не зря – техника во многом та же. Кажется, будто одежды рисовал один художник, а тела и головы – другой. Фон и там, и там не дает пространственной глубины. Мы не можем «проникнуть в картины», в них нет психологизма, но есть антураж. Часто на сарматских портретах шляхтичи изображались с атрибутами власти: гетман – с булавой, маршалок – с жезлом.
Известный исследователь сарматизма Лариса Тананаева в книге «Сарматский портрет» пишет: «Человек не столько изображается, сколько обозначается, он лишь условный знак». Портреты подобны, видно, что их писали по одной схеме. О каком же знаке идет речь?
На этих полотнах изображены шляхтичи Речи Посполитой – привилегированное сословие. Энциклопедия «История Белорусского искусства» пишет, что если в смысле богатства шляхта XV-XVI веков не была однородной, то в поведении стремилась к единству. Это и понятно. Особая общность охраняет свою «особость», создавая системы знаков, норм, правил быта. Схожие парадные портреты – тоже часть общего стиля.
Вернемся к картинам. Как мы уже заметили, они нарисованы по одной схеме. Неважно, о чем думают эти люди, важно, во что они одеты, что держат в руках, что сообщает об их титуле сопроводительный текст. Сословно-общее превалирует над индивидуальным. Многие портреты сливаются в один – должный образ шляхтича, который живет и выглядит, как полагается. Все это слегка напоминает инстаграм, призванный демонстрировать определенный «стиль жизни», вам не кажется?
Моды и привычек достаточно, чтобы склеить сословие, но мало, чтобы объяснить его особость самому себе и другим. Для этого нужна легенда.
Как шляхта объясняла, что она на вершине социальной иерархии? Уникальным генетическим кодом. Мол, когда-то, в незапамятные времена территорию современных Польши, Беларуси и Литвы заселили ираноязычные воинственные племена – сарматы. Они покорили местное население, потому что были отважными, умными и, как пишут сегодня в резюме, имели выдающиеся лидерские способности. А что местное население? Подчинилось вестимо.
Так, польский историк Мартин Бельский пишет в своей «Хронике»: «…Явно и ясно, что именно мы и есть сарматы, и поэтому что о сарматах писалось, то правильно считать написанным о предках наших». Тананаева, в свою очередь, утверждает, что в XV-XVI веках поисками генеалогии занималась не только Речь Посполитая, но вся Европа. Вот тогда-то и появился сарматский портрет.
И Тананаева, и составители энциклопедии «История белорусского искусства» пишут о том, что в XVI веке зародилась сарматская идеология, а период со второй половины XVII века до середины века XVIII в Речи Посполитой в научном сообществе называют даже эпохой сарматизма.
Какие ее черты, хотя бы основные, можно выявить? Мы уже сказали о понятном желании шляхты обособиться, но чем жил «сарматский народ»? Каковы его идеалы и ценности? Что за люди были наши шляхтичи?
Важнейшая дата – 1573 год. Именно тогда шляхта начинает выбирать короля прямым голосованием. Королевская власть неминуемо слабеет, государственное и общественное устройство меняется.
В своей книге Тананаева пишет, что правление Речи Посполитой – это смесь монархии, аристократии и демократии. Шляхта становится господствующим классом. Что важно, ее очень много, больше, чем дворян во многих других странах. С каждым годом шляхтичи завоевывают все больше гражданских прав. И ожесточенно их охраняют. По словам Тананаевой, многие из них – убежденные республиканцы. Главной целью и ценностью в жизни шляхтича становится свобода.
Причем свобода «наша и ваша». Другой идеал всего сословия – равенство. При наличии герба можно было с одним конем да мечом чувствовать себя равным магнату. Вспомним длинные надписи и гербы на сарматских портретах. С их помощью картина превращалась в документ, призванный рассказать о происхождении, статусе и, соответственно, об исключительных правах.
В слабеющем государстве закономерно крепнут клановые, семейные связи. Как писал польский историк Владислав Лозиньский, Польша (читай – Речь Посполитая, прим.авт.) держалась не на личности, как считалось. Она держалась на семье.
Клановое сознание плюс желание «отрастить корни» и связать себя аж с легендарными сарматами в сумме дали культ галереи предков. Представим множество сарматских портретов в одном зале. За счет схожей стилистики все вместе они образовывали портрет рода – сильного и легендарного. Рода же складывались в особое сословие. Получалось могучее генеалогическое древо господ с мощным корнем и множеством устремлённых в небо ветвей.
Не забудем и о «политической конъюнктуре». Как пишет Тананаева, в XVII веке Речь Посполитая пожила мирно 32 года. То есть две трети столетия шляхта воевала – с русскими, шведами, турками, а внутри страны – с казаками Богдана Хмельницкого. На многих сарматских портретах шляхтичи изображены в рыцарском одеянии. «Homo militans», или «человек сражающийся» – так называл шляхту польский филолог и фольклорист Чеслав Хэрнас. Непрекращающаяся война становилась психологией. Сражение за сражением формировали в людях определенный набор качеств: удаль и бесстрашие, готовность сражаться и умирать, но также лихачество, нетерпимость, стойкое чувство безнаказанности.
Так вышло, что в XVII веке католическая Речь Посполитая воевала исключительно с иноверцами. Отсюда – логичный мессианизм. Его развитию поспособствовала и география – Речь Посполитая, как мы знаем, располагалась на цивилизационном перекрестке. Шляхтичи видели себя рыцарями, которые защищают не только отечество, но и весь католический Запад. И это еще одна черта сарматизма.
Постараюсь упредить очевидный вопрос: почему «католические воины» часто одеты как турецкие вельможи? Парадоксы (впереди еще не один), возможно, помогут нам приблизиться к пониманию сарматизма – многослойного и противоречивого направления в искусстве, культуре и мировоззрении Речи Посполитой. Да, шляхта берегла Запад от мусульманского Востока и обожала восточный колорит. Одновременно.
Некоторые исследователи считают, что дело здесь в претензии на уникальность. Шляхта охраняла свои «золотые вольности» и общественно-политический строй, при котором они стали возможны. Любо чужое влияние, чреватое сменой порядка, встречало отпор. Отсюда стремление быть не как все и сочетание, казалось бы, несочетаемого.
Еще один парадокс сарматизма, и в то же время ключ к его пониманию – фольклорные мотивы в сарматских портретах. Откуда бы им взяться, если шляхта так старательно обносила себя забором, декларируя даже не культурную, а генеалогическую разницу между собой и простым людом?
Повторюсь: шляхта не была однородной. Кто-то ради парадного портрета мог «импортировать» западноевропейского художника. Другие были беднее, но разве это повод отставать? Они заказывали картины тем, кого могли финансово потянуть: то есть местным мастерам, из народа. Эти художники не были неумехами, просто в их кругах выработалась другая традиция. Многие из них жили на исконно православных территориях. Иконопись была их художественным навыком, и вдруг перестройка на парадный портрет. Так и возник этот удивительный синтез.
Как пишет «История белорусского искусства», можно выделить несколько ярких черт местной традиции. Первая: сарматский портрет строится на контрасте холодных и теплых тонов, потому он получается столь торжественным. Цвета даже не играют, они горят. Но не диссонируют. Вторая черта: иконописное понимание перспективы. Художник «распластывает» фигуру по плоскости – и вот человек застыл, нет никакого движения. Мы узнаем в нём ту строгость и значительность, которую уже видели в религиозной живописи. Третью черту формулирует исследователь Василий Воронов: поливариантность. В своей книге «Крестьянское искусство» он пишет: «При малой подвижности иконографических мотивов и стойкости традиционных форм, крестьянское искусство обладает исключительным значительным обилием вариантов». Две другие черты добавляет Тананаева: каноничность и анонимность.
Но шляхтичи обращались к местной традиции не только вынужденно. Многие из них жили довольно скромно и бок о бок с крестьянами. Дистанция была, но не огромная. И, конечно, без культурного взаимообмена не обходилось.
Еще одна важнейшая черта сарматизма – полиэтничность. Расхожий тезис о том, что шляхта Речи Посполитой была «польской-препольской» не выдерживает критики. Говоря о взаимоотношениях поляков, литвинов и украинцев, литовский литературовед Томас Венцлова утверждает, что они включали «игру притяжений и отталкиваний, взаимного интереса и недооценки, культурных влияний и полемики». Сарматизм – «искусство на кресах», добавляет Тананаева. «Ведь Европа была далеко, – пишет исследователь, – а турки, татары, православный мир близко. Близка со своим великолепным народным искусством Украина».
И речь не только о мелкой шляхте. Многие магнаты, хоть и были полонизированные, происходили из древних православных княжеских родов с территории современных Беларуси и Украины. Вспомним хотя бы Острожских. Так о какой монолитной «только польской» культуре шляхты может идти речь?
Статью пора заканчивать, хотя разговор про сарматизм только начался. Это явление настолько сложное, что «взять его с наскока» – одним артикулом, конечно, нельзя.
Пусть этот материал станет отправной точкой вашего путешествия в мир сарматов Речи Посполитой. У нас с ними не так уж мало общего. Мультикультурное своеволие мы точно унаследовали.
Некоторые зарубежные искусствоведы, возможно, не помнят
Юзеф Пешка считается польским живописцем, но его творчество
Работы гениального пейзажиста, непревзойденного мастера
«Пагоня» у Лепелі, чорны Архангел Міхаіл у Навагрудку, крыжы, ці
Команда американских дизайнеров, инженеров и ученых математически проанализировала глобальное культурное наследие для составления рейтинга известности....
В Беларуси не так много точек притяжения, которые могли бы заинтересовать самых разных туристов.
Рядом с въездным знаком Бобруйска появилась большая 3D-карта с указанием достопримечательностей. Размер полотнища — 18 на 6 метров. Ночью оно подсвечивается....