У истоков белорусской государственности

В VIII–IX веках территория современной Беларуси оказалась в эпицентре эпохальных исторических событий. На землях, где до этого времени проживало балтийское население, начинают расселяться восточнославянские племена кривичей, радимичей и дреговичей.

Автор летописи «Повесть временных лет» довольно точно описывает территорию расселения древних племен, но особо отмечает ту часть кривичей, которая поселилась на берегах Полоты, небольшого притока Западной Двины. «Инии седоша на Двине и нарекошеся полочане, речки ради, яже втечеть в Двину, имянем Полота, от ея и прозвашеся полочане».

Такое внимание к отдельной части племенного сообщества не характерно для летописания того времени и объясняется лишь тем, что «полочане» играли исключительную роль в социально-политических и культурных процессах раннего Средневековья и стали «ядром» консолидации кривичей в бассейне Западной Двины.

Немаловажную роль в становлении самобытной Полоцкой земли имел также мирный характер этнокультурного взаимодействия пришлых славян и местного балтского населения, поскольку их мифологическая картина мира была очень близка. Славянскому богу-громовержцу Перуну соответствовал балтский Perkūnas, а божество загробного мира и опекун животных Велес имел аналогичное соответствие в образе Велняса. По мнению академика Валентина Седова, культурное влияние балтийских племен на своих новых соседей проявилось в том, что переселенцы восприняли местный культ почитания камней и священных ужей.

Эти особенности народной культуры полочан никуда не исчезли и спустя столетия. Даже в конце XVI века изумленный иностранец будет эмоционально описывать обычай полочан кормить молоком «домашних змей», а почитание «святых камней» на Полоцкой земле сохранилось до наших времен.

В ХІХ веке Ян Борщевский записал предание о том, что в древние времена идол Перуна находился возле Воловьего озера в полоцком предместье с показательным названием «Громы». Почитание бога-громовержца древними полочанами не вызывает сомнения и по той причине, что в эпоху становления ранних форм государственности Перун (Перкунас у балтов, Тор у скандинавов) становится покровителем князя и его дружины.

В 862 г. начинается официальный отсчет истории государственности на белорусской земле, когда летописец Нестор упоминает Полоцк в ряде древнейших городов Восточной Европы, которые раздал легендарный князь Рюрик «своим мужам».

Зачастую приверженцами «славянской чистоты» полоцкой истории «скандинавский след» признается незначительным и случайным. Но стоит отчетливо понимать, что в эпоху раннего Средневековья культурное, социальное и политическое взаимодействие различных племен на территории Подвинья и стало катализатором возникновения первого государства на белорусской земле.

Так, например, археологические исследования отчетливо показали, что западные рубежи Полоцкой земли в ХІ веке на укрепленном городище Масковичи в Браславском районе защищали не только полоцкие кривичи, но и восточные балты, представители финно-угорских племен и скандинавы.

Уже в ІХ в. Полоцк активно включается в социально-экономические и политические процессы восточноевропейского региона, чему способстовало размещение города на двинском участке пути «из варяг в греки», соединившего мир Северной Европы с Византийской цивилизацией.

Настоящей сенсацией стало открытие в 2015-2016 г. археологического комплекса Кордон, состоящего из 2 селищ и городища, расположенных в Шумилинском районе на берегу Западной Двины. Исследование уникального памятника ІХ–Х вв. выявило более 600 ценных находок, происходящих из Скандинавии, Византии, стран Ближнего Востока и Волжской Булгарии.

Свидетельством активной международной торговли полочан в этот период является и один из крупнейших в Восточной Европе клад серебряных арабских дирхемов (более 7500 монет общим весом около 20 кг), сокрытый вблизи Полоцка в 940-х гг. и обнаруженный в 1972 году. Не менее знаковым является клад золотых браслетов и шейных гривен, случайно найденный в Полоцке на территории Нижнего замка и относящийся к «эпохе викингов».

Обладателем такого богатства в ІХ–Х вв. мог быть только представитель политической элиты, что, в свою очередь, указывает на интенсивные процессы формирования государственной и властной структуры Полоцкого княжества.  

Уже во второй половине Х в. в Полоцке формируется собственная княжеская династия, родоначальником которой стал Рогволод, который «пришел из-за моря» (вероятнее всего из норвежского региона Рогаланд). О политической самостоятельности Рогволода и его независимости от Киева и Новгорода сообщает Лаврентьевская летопись: «Держащю и владеющю и княжащю Полотьскую землю».

Скорее всего, именно в этот период в Полоцке начинает складываться вечевая система государственного управления, которая вместе с институтом княжеской власти и составляла основу политической организации княжества.

Вече, как народное собрание для решения важных политических и экономических проблем, было известно многим славянским народам. Однако наиболее устойчивым и дееспособным этот орган народовластия был в древнем Новгороде, Полоцке и Пскове – городах, имевших прочные политические и экономические связи со скандинавами, у которых аналогом веча являлся тинг – народное собрание, состоящее из свободных мужчин страны или области, имевшее не только законодательные полномочия, но и право избирать вождей или королей.

Межусобная борьба, которую развернули за Киевский престол князья Святославовичи, обернулась настоящей трагедией для Полоцка. В 980 г. новгородский князь Владимир захватил столицу Полоцкой земли и сжег город. Князь Рогволод с двумя сыновьями был убит, а его дочь Рогнеду Владимир силой взял в жены.

Однако этап политической зависимости Полоцка от Киева был непродолжительным. Как гласит историческое предание, отображенное в летописях, гордая полоцкая княжна, чтобы отомстить за поруганную честь своего рода, предприняла попытку убить Владимира, которая закончилась неудачно. Рогнеду ожидала верная смерть, но заступничество ее малолетнего сына Изяслава изменило решение князя. Непокорная княжна вместе с сыном была сослана в Полоцкий удел, где для них был построен город Изяславль (теперь Заславль).

Предание о Рогнеде интересно тем, что имеет прямые соответствия со скандинавскими сагами, где сюжет строится вокруг отмщения женщины своему мужу или жениху за измену или за убийство родичей. Таким образом, месть Рогнеды не является импульсивным поступком оскорбленной женщины, экзотическим и исключительным случаем, но абсолютно вписывается в систему социальных норм и ценностей того времени, где женщина являлась активным представителем социума.

Памятник Рогнеде и Изяславу в Заславле

В традиционной картине мира для населения Северной Европы присутствовал взгляд на сына как на члена рода матери (а не только отца), как на возможного заступника за нее и мстителя за ее родичей даже против собственного отца. Показательно, что неудачное покушение Рогнеды на жизнь Владимира имеет далеко идущие последствия для Полоцкой земли: княжна возвращается в свою «отчину», а ее сын Изяслав, являясь прямым потомком Владимира, тем не менее, выступает продолжателем рода Рогволодовичей (по материнской линии) и восстанавливает полоцкую княжескую династию, которую летописец так и называет: «Рогволожи внуки».

Мудрая и решительная женщина, стоящая на страже интересов своей династии и княжества – феномен, который встречается и в более поздний период полоцкой истории. В 1230-1250-е гг., когда полоцкие князья были высланы киевским правителем Мстиславом Владимировичем в Византию, вся полнота власти в Полоцкой земле принадлежала не киевским наместникам, но полоцким княжнам, о чем свидетельствует находка трех личных княжеских женских печатей. Подобная ситуация была возможна лишь при наличии особого статуса у женщин в системе социальной иерархии и общественно-политических отношений Полоцкого княжества.

Никоновская летопись представляет молодого полоцкого князя Изяслава смиренным и богобоязненным человеком, что в контексте крещения Руси в 988 г. и распространения новой религии на территории Восточной Европы создавало образ идеального правителя. «Бысть жа сий князь тих и кроток, и смирен, и милостив, и любя зело и почитая священнический чин иноческий, и прилежаще прочитанию божественных писаний, и отвращаяся от суетных глумлений, и слезен, и умилен, и долготерпелив…». Но куда более знаменательным становится тот факт, что на рубеже Х–ХІ веков Полоцкая земля вновь приобретает независимость, навсегда оставшись в анналах национальной истории колыбелью белорусской государственности.