На берегах озер Вишневское и Свирь

Наше путешествие начинается от АЗС № 23, которое разместилось в самом конце проспекта Победителей. Здесь можно заправиться, купить продукты в дорогу, попить кофе, перекусить.

Знамениты Жодишки прежде всего своим кальвинистским сбором – протестантской церковью, построенной тут в 1612 году. В процессе переделок храма в начале ХХ века к нему добавили две боковые каплицы. Кроме того, была изменена ориентация святыни. Главный вход устроили с восточной стороны, и колокольня оказалась над алтарем. В довершение ко всему в Первую мировую войну башня была сильно повреждена и уже более не восстанавливалась, а ее нижний ярус превратили в апсиду, укрепленную угловыми контрфорсами.

Сегодня храм внешне выглядит скромно. Аскетичность, архаично-массивная архитектоника присутствуют и в конструкциях интерьера памятника, что было вполне в духе кальвинизма. Вместе с тем при переделке сбора под костел в середине ХVІІІ столетия в нем появились подчеркнуто декоративные, исполненные в стиле рококо алтари – главный и два боковых. Своды каплиц украсились в 30-х годах ХХ века живописью, выполненной известным белорусским художником Петром Сергиевичем (1900–1984).

Чтобы понять, сколь сложен и противоречив был исторический путь памятника,  уместно  проследить эволюцию смены его хозяев. В 1709 году в Жодишках по соседству со сбором обосновались иезуиты. В своей усадьбе последователи Игнатия Лойолы возвели деревянный   костел, затем открыли школу и аптеку, выстроили каменный двухэтажный коллегиум. Под напором иезуитов кальвинисты вынуждены были капитулировать и покинуть свое насиженное гнездо. А их сбор перешел к иезуитам.

После издания в 1773 году буллы папы Римского Климента XIV о запрете ордена иезуитов жодишский коллегиум, как и многие другие, был упразднен. И хотя гонимые отовсюду иезуиты благодаря своей изворотливости нашли приют на землях Российской империи, куда после третьего раздела Речи Посполитой (1795) попали и Жодишки, однако здание местного коллегиума стало собственностью новых владельцев местечка. В конце ХVIII столетия они переделали его в усадебный дом-дворец с трехэтажным ризалитом, сохранившийся тут доныне и используемый   под больницу вот уже 70 лет…   

Однако вернемся к сбору, ибо разговор о нем отнюдь не закончен. Перешедший к иезуитами, он в 1820 году (после высылки иезуитов из Российской империи согласно указу императора Александра I – так завершился начатый Екатериной II и законченный ее любимым внуком Александром почти полувековой «флирт» российских властей с последователями Игнатия Лойолы) стал фарным Троицким костелом и даже после восстания 1863 года  избежал печальной участи многих закрытых властями католических святынь, оставшись действующим приходским костелом, каковым является и сегодня!   

В 1924 году священником этого костела стал Винцент Годлевский – известный белорусский религиозный, общественный и культурный деятель. Свою жизнь он посвятил служению Богу и белорусской идее.  В 1918 году отец Винцент вошел в состав Рады – правительства Белорусской Народной Республики.

В здешнем костеле он начал читать проповеди на белорусском языке. Два года его пребывания тут произвели переворот в самосознании прихожан. Сюда потянулся народ из соседних парафий. Жодишки обрели известность во всей Западной Беларуси! Польские власти арестовали ксендза, но из-за протестов общественности вынуждены были его освободить. Как национальный герой вернулся он в храм. Потом последовали другие аресты, тюрьмы – борьба за белорусизацию Костела продолжалась.

В 1942 году, незадолго до Рождества Христова, Винцента Годлевского схватили фашисты в оккупированном Минске. На 54-ом году жизни он был расстрелян в концлагере Тростенец, так и не успев отслужить Рождественскую мессу...  Его судьба, как и судьба костела в Жодишках, изобилует тяжелыми испытаниями. И храм ХVІІ – ХХ веков является сегодня зримой иллюстрацией непростого пути, пройденного и кальвинизмом, и католицизмом на наших землях.

Это — родина известного композитора-симфониста, скрипача, дирижера, критика, музыкального деятеля Мечислава Карловича (1876—1909). Он трагически погиб в Татрах, куда, будучи ко всем своим талантам еще и страстным альпинистом, и фотографом-художником, отправился снимать заснеженные горы…

А родился он в семье популярного в научной среде лингвиста, этнографа, фольклориста, музыковеда Яна Карловича (1836—1903), который в 70—80-х годах XIX столетия жил и работал в Беларуси, преподавал музыку в Вишневе, собирал народные сказки, песни и другие фольклорно-этнографические материалы.

Долгие годы Ян Карлович переписывался с Элизой Ожешко, Адамом Гуриновичем, Александром Ельским, дружил с Франтишком Богушевичем, которому помог издать в Кракове сборник поэзии «Дудка беларуская» (1891) и рассказ «Тралялёначка» (1892) . В свою очередь Богушевич, занимаясь адвокатской практикой, одно время исполнял обязанности опекуна вишневского имения – оно досталось Яну Карловичу как приданое его жены Ирены, урожденной Сулистровской.

Большой и уютный дом Карловичей, увы, не сохранился — разрушен в Первую мировую войну. Стоял он на берегу Вишневского озера в окружении оранжерей, цветников и большого, частично уцелевшего доныне парка. Современники недаром называли этот дом «таинственным», «сказочным»: в нем царила возвышенная атмосфера искусства, устраивались  музыкально-литературные вечера, бывали именитые гости…

В нем же прошли детские годы Мечислава. В этот дорогой ему родительский дом он приезжал, уже став известным композитором. Подрастая в семье, где ценились белорусское слово, песня, история народа, Мечислав Карлович впоследствии отдал должное краю, в котором появился на свет, в своем творчестве: в симфоническом триптихе «Извечные песни» (1906) и, особенно, в «Литовской рапсодии» (1906) он использовал несколько примеров белорусского музыкального фольклора.   

Карловичи были ревностными прихожанами здешнего костела Св. апостола Иуды Тадеуша (Фаддея). Построенный в 1811—1820 годах в стиле классицизма, храм располагается на холме, в окружении кряжистых деревьев, и словно парит над древним селом, покоряя своим живописным обликом. У костела отличные пропорции. Его фасад решен в виде четырехколонного дорического портика с треугольным фронтоном, под которым идет фриз из триглифов — прямая цитата из наследия античной классики. 

Интерьер святыни также выдержан в дорическом ордере. Тут повсюду глазу открываются колоннады: четырехколонный главный алтарь и два двухколонных боковых; приземистая колоннада, над которой располагаются во всю ширину костела хоры при входе (на них ведет витая лестница). В подземелье находится замурованная в 1939 году крипта фундаторов храма Сулистровских, из рода которых происходила мать Мечислава. 

Городской поселок Свирь носит то же имя, что и озеро, на берегу которого он расположен. По преданию, Свирь была основана в ХІІІ столетии на месте капища языческого бога Перуна нальщанским князем Довмонтом. Замок князя Довмонта стоял на горе. Сегодня это археологический памятник ¾ городище, расположенное на изолированном пригорке, куда круто ведут цементные ступеньки. А каков вид с этого городища — дух захватывает!

Если верить легенде, от князя Довмонта пошли, наследовав от него Свирь, князья Свирские ¾ древний княжеский род в Беларуси и Литве. Они владели многочисленными богатыми имениями в районе озер Нарочь и Свирь и построили на месте замка Довмонта свой дворец, описанный в конце ХVІ столетия известным польским хронистом Матеем Стрыйковским. В нем в июне 1579 года остановился король польский и великий князь литовский Стефан Баторий, прибывший сюда из Вильни в сопровождении многочисленного войска и придворной свиты. Здесь состоялся военный совет, на котором по настоянию монарха было решено овладеть Полоцком ¾ «ключом к Ливонии и к самой Литве». В июле 1579 года войска двинулись из Свири к Полоцку — и в августе обескровленный шестнадцатилетней московской оккупацией город был взят. Это сыграло решающую роль в скором окончании Ливонской войны и восстановлении целостности территории коренной Беларуси.  

В 1795 году после третьего раздела Речи Посполитой Свирь оказалась в составе Российской империи. Местечко принадлежало тогда частично казне, частично различным помещикам. С 1985 года это городской поселок в Мядельском районе. Его архитектурной доминантой является костел Св. Николая, расположенный в центре поселка. Над деревянной усадебной застройкой он поднимается своей монументальной башней-звонницей и высоким куполом каплицы. У этого храма было несколько предшественников. Первый деревянный костел заложил тут в 1452 году Ян Свирский. Однако, когда в 1570 году князья Свирские, шляхта и большая часть верующих Свири приняли кальвинизм, костел закрыли. Его возвратили католикам в 1598 году. Через полвека (1653) на месте деревянного поднялся каменный храм. Прошло еще два с половиной столетия, и в 1909 году старый костел сменила новая постройка, выполненная в формах необарокко.

Костел Св. Николая теперь обновлен. Обнесенный бутовой оградой со встроенными в нее каплицами, укрытый рядами старых лип и кленов, храм производит сильное впечатление своими масштабами и пластикой.

Действует тут и небольшая деревянная Успенская церковь начала ХХ века. Если бы не луковичные купола над входом и над алтарем, ее можно было бы принять за обычный, обшитый досками крестьянский дом, к которому примыкает притвор, больше напоминающий веранду с треугольным фронтоном.

Обогнув озеро Свирь и оказавшись уже за поселком Свирь,  приозерная дорога вплотную подходит к Засвири.  В начале ХVІІІ века сюда прибыли монахи кармелиты. Имение Засвирь им подарили Крыштоф и Ядвига Зеновичи. На их же средства в 1714 году был выстроен каменный храм во имя Св. Троицы, а затем появился и монастырь.

Фасад костела обрамлен двумя массивными  башнями, а между ними помещается высокий аттик с треугольным фронтоном. Вход — и в этом характерная особенность костела — оформлен полукруглым предбрамьем с узкими отверстиями-бойницами, что придает храму подобие рыцарского замка. Лишь утонченный рисунок фигурных завершений башен, абрис лучковых окон над входом и на боковых фасадах воспринимаются как явно барочные элементы этой аскетичной постройки, выдержанной в стилистике так называемого «сарматского» барокко. 

С северной стороны к костелу примыкают сакристия и фрагменты былого монастыря, который вместе с храмом прежде формировал замкнутый внутренний дворик. За костелом находится небольшое немецкое кладбище времен Первой мировой войны. Камерный ансамбль кармелитской обители, поставленный на пригорке у лесной опушки, воспринимается сегодня как сказочная декорация минувшего, органично вписанная в природный ландшафт.

Едва отъедешь от Засвири, как при дороге появляется эта старинная усадьба — прежде ее именовали Шеметовщизна и Шеметовщина. Сооружения некогда роскошного дворцово-паркового ансамбля дошли до наших дней в «редакции» последних владельцев Шеметова — помещиков Скирмунтов. А это конец ХIX — начало ХХ столетия. 

Парковые композиции с многочисленными прудами и каналами доныне занимают весьма внушительную, около ста гектаров, территорию, создавая то чудесное природное обрамление, на фоне которого доминирует поставленный на искусственном холме костел.

Сначала это была каплица, возведенная в камне в 1816 году как фамильная усыпальница уже знакомого нам по Вишневу рода Сулистровских, а затем Скирмунты, к коим перешло имение, переделали каплицу в костел, освященный заново в 1904 году. С той поры в нем хранится икона Богоматери Неустанной Помощи: сей список с чудотворной иконы ХV века восточного образца, которая происходит с острова Крит и находится ныне в римском храме Св. Альфонсо, был подарен здешнему костелу Казимиром Скирмунтом.

Рядом со святыней стоит массивная деревянная двухъярусная звонница. Густой и мелодичный звук ее колоколов слышен далеко окрест – он словно обволакивает холм, вокруг которого расположились разной степени сохранности фактурные постройки из бутового камня и красного кирпича (плебания, кузница, амбар, винокурня).

Главная двухкилометровая аллея, приподнятая над прудами, минуя костел и перепрыгивая через каналы, ранее устремлялась к господскому дому. Теперь она, к сожалению, лишена динамики притяжения этого композиционно-смыслового ориентира: живописный вместительный деревянный дворец, крытый ломаной гонтовой крышей и поставленный на высокий каменный цоколь, с портиками и широким пандусом, был сожжен в 1943 году – усадьба осиротела…

И все-таки «ёсць чары ў забытым, старадаўным» – невольно вспоминается на прощание строка из «Тэрцын» Максима Богдановича. Волшебная поэзия старинных усадеб... Она теряется, блекнет при словесном переложении. Ее пленительные звуки оживают то в шорохе палых листьев, то в тихой беседе могучих крон кряжистых деревьев,  то в таинственном молчании прудов – посреди разнеженных пейзажей унесенной временем эпохи.