От большого раздела до большой войны

Последнюю серию нашей охотничьей трилогии начнем со времен последнего раздела Речи Посполитой и завершим окончанием Второй мировой войны.

С момента последнего раздела Речи Посполитой, территории, сегодня именуемые Республикой Беларусь, оказываются в душных объятиях двуглавго имперского орла и надолго в них остаются.

К слову, белорусская шляхта и магнатский класс никуда не исчезли и продолжали охотиться в своих угодьях, как и раньше. Местные законы также не претерпели больших изменений. Национальная политика Империи была довольно уважительной по отношениям к национальным окраинам, и лишь когда эти окраины начинало основательно «пучить», включался административный ресурс в виде чиновников, штыков и сабель.

Окончательный раздел произошел при Екатерине, но ее охотничьи увлечения не оставили большого следа на нашей земле, хоть она и любила на досуге пострелять уток из дробовика.

А вот следующий монарх – Александр II, прозванный Освободителем, – был первым императором, который обратил внимание на огромный массив первозданного леса – Беловежскую пущу, заинтересовался ей и повелел устроить там заказник для больших придворных охот.

Государь был увлеченным охотником, кстати, пишут, что именно это увлечение стало причиной того, что в 1861 году – за 20 лет до своей трагической смерти от руки террориста – он отменил позорное крепостное право.

Исторические анекдоты гласят, что, узнав о книжной новинке – произведении литератора Ивана Тургенева с интригующим названием «Записки охотника», – царь пожелал ознакомиться. А, начав читать, так и не смог остановиться, несмотря на то, что об охоте как таковой там написано мало, но зато много сказано о положении крестьян в центральных губерниях Российской Империи. Сложно сказать, быль это или легенда, но два факта налицо: царь Александр читал эту книгу, и крестьяне были действительно формально освобождены от зависимости.

Александр_III_на_охоте_в_Беловеже_в_августе_1894.jpg

М.А. Зичи «Александр III на охоте в Беловежской пуще в августе 1894 г.»

Последний российский император Николай II очень любил охоту и готов был посвящать ей значительную часть своего свободного времени. Он называл охоту «занятием, освежающим душу».

Николай в Беловежской.jpg

Свою семью – дочерей и единственного наследника, царевича Алексея – он также старался приучить к этому благородному досугу. Несмотря на наследственное заболевание царевича, при котором любая, даже самая незначительная травма, могла угрожать его жизни, царь Николай старался привить сыну любовь к охоте, природе и простому образу жизни.

Императорские охоты обслуживали следующие штатные единицы: 5 обер-егерей, 15 егерей, 11 охотников, 30 сторожей и 4 работника. Сюда же можно причислить и восьмерых полицейских урядников, которые охраняли лес от браконьеров.

Очень любил Николай охоту в Беловежской пуще. Любил за прекрасную организацию и великолепные трофеи, самые значимые среди них: зубр, лось, благородный олень, европейская лань (даниэль), кабан и косуля. Хищников в Беловежье не было, от них лес очищала егерская служба, сохраняя большое число копытных для императорских охот.

Охоты в пуще устраивались на европейский лад. Это было довольно длительное мероприятие, протяженностью около двух недель. На такие охоты, кроме царя и его свиты, часто приглашались влиятельные гости из других стран. В частности, представители монархических европейских домов.

89846007_858049024659944_2455693765336104960_o.jpg

Беловежский охотничий дворец.jpg Беловежский охотничий дворец

На охоте соблюдалась относительная демократия – и вместе с тем была принята жесткая дисциплина, все подчинялись приказам главного распорядителя, одного из обер-егерей. Государь, наравне со всеми участниками, вытаскивал бумажку со жребием. Согласно ему, занимал стрелковый номер. Позади каждого стрелка стояли два егеря, в их задачу входило перезаряжать ружья и передавать их вельможным стрелкам. В качестве загонщиков-«кричан», которых, бывало, из соседних селений мобилизовывали более сотни, выступали уволенные в отставку солдаты императорской армии и матросы императорского флота.

После окончания охоты все ее участники выстраивались согласно определенным правилам, производилась выкладка добытой дичи и назначался «король охоты»: им считался тот, кто добыл самые значимые трофеи. Итогом такой охоты был пир, который устраивался прямо на траве, на лужайке. Здесь за одним столом собирались и стрелки голубых кровей, и простые крестьяне-загонщики.

Изменение размера 130120 Беловежская Пуща 085а.jpg

Что интересно, во время такого пира к царю с челобитной мог подойти любой участник охоты и подать прошение – о чем угодно, за себя или за кого пожелает. Эти челобитные рассматривались Николаем очень внимательно, и он старался принимать по ним справедливые решения.

В 1897 г. Николай II отдал высочайшее повеление, предписывающее не извлекать доходы из богатств пущи и сохранять ее в виде первобытного леса.

Весьма сильно по белорусским охотничьим угодьям ударила Первая мировая война. Беловежская пуща по сути превратилась в огромное лесозаготовительное предприятие Германской Империи. На ее территории было построено множество лесопилок и проложено около 300 км узкоколейной железной дороги для вывоза леса. К 1919 году в пуще были выбиты все крупные копытные. Исчезли и зубры.

Впрочем, об истории пущи написано очень много, и я не стану повторяться.

Как ни странно, особую роль в охране природы пущи и в становлении ее как охотничьего заказника, сыграло высшее нацистское руководство. Точнее, благодаря мощным усилиям верховного имперского егермайстера Генриха Геринга, пожар Второй мировой практически не коснулся Беловежья. Нацисты пущу охраняли. Но, как вы сейчас поймете, охранять природу можно и при помощи совершенно бесчеловечных способов – об этом, кстати, стоит помнить современным «зеленым».

Геринг.jpg

Чтобы понять, чем конкретно в плане охраны окружающей среды занимался этот «друг всех животных» и «главный охотник Рейха», ненадолго посетим предвоенную Германию.

Стараниями Генриха Геринга в 1934 году были отрегулированы и ужесточены немецкие охотничьи правила и законы, связанные с охраной окружающей среды.

Он ввел экзамены для будущих охотников, причем не только теоретические, но и практические – теперь перед получением государственного охотничьего билета немецкий охотник должен был продемонстрировать свои навыки владения оружием.

Геринг ввел огромные штрафы: не только за незаконную охоту, но и за «перевыполнение» норм отстрела. Будучи охотником, Геринг был в курсе способности некоторых стрелков несколько «заигрываться». При «главном лесничем Германии» были запрещены проволочные силки и стальные капканы, ночная охота из-под фар, охота с лошади и любая стрельба с механических транспортных средств.

Отдельным приказом второй человек Рейха запретил вивисекцию –проведение болезненных опытов над животными. Читая про это, просто умиляешься лицемерию верхушки рейха! Опыты над животными были запрещены из-за их бесчеловечности, но вместе с тем в концлагерях Рейха в тридцатых уже томились тысячи соотечественников, многих из которых ощутили на себе такое нацистское изобретение как эвтаназия.

Но как бы то ни было, охотничьи угодья Третьего рейха в 30-х годах стали примером для подражания. Они служили эталоном разумного хозяйствования и деликатного использования животного и растительного мира страны.

Вместе с тем Геринг, по его словам, никогда не испытывал душевных страданий, стреляя в любое живое существо – будь то животное или человек:

– Я охотник по натуре, – рассказывал Геринг, – и ко мне не приходят дурные сны, связанные с убийствами. Но я никогда не причинял человеку боль для того, чтобы заставить его страдать. Когда я подстреливал человека на войне, я почитал его как поверженного противника, если он погибал, или заботился о нем, если он был ранен. Застрели его, если ты должен. Но терзать его – так же дурно, как ранить животное и не добивать его.

До начала Второй мировой войны Генрих Геринг нередко бывал в Польше. Он очень любил охотиться в Карпатах и Беловежской пуще.

После начала войны «главный лесничий» тут же «взял в оборот» Беловежскую пущу. У него были большие планы на этот лесной массив.

Для «наведения образцового порядка» из Восточной Пруссии, точнее, Роминтской пущи, был вызван Вальтер Фреверт.

В угодьях Восточной Пруссии этот человек занимался организацией охот для высокопоставленных гостей Германа Геринга. В частности, он был знаком с английским послом Гендерсоном, лично знал болгарского царя и большинство высших чиновников Рейха.

После завоевания Польши, Геринг приказал увеличить площадь Роминтской пущи за счет прилегающих польских земель. На территории вновь утвержденного Роминтского лесничества Адлерсфельде было сожжено или разрушено 10 польских деревень, а их жители просто вывезены за территорию нового охотничьего заказника.

То же самое Вальтер Фреверт начал делать и в Беловежской пуще. Герингу нужен был лес для охоты – дословно приказ, который получил Фреверт, звучал так: «освободить лес от жидов и партизан». Методика такого «освобождения» была отработана. Деревня окружалась, жителям давалось ровно полчаса на сборы, затем их вывозили на грузовиках за пределы леса, а деревня сжигалась.

В Беловежской пуще таким образом в 1941 году было уничтожено 34 польских и белорусских деревни, выселено около 7000 человек, расстреляно 584 мужчины еврейской национальности. Большое количество еврейских женщин и детей было отправлено в концлагеря и гетто Кобрина. Всего в Беловежской пуще и округе сожгли 116 деревень и хуторов, расстреляли около 1000 человек.

Приходилось встречать довольно спекулятивные мнения о том, что после войны советское правительство не стало восстанавливать снесенные населенные пункты по какой-то совершенно лицемерной причине, просто воспользовавшись трудами гитлеровцев. Вовсе нет, просто некому было восстанавливать эти хутора и деревеньки – и не было в этом большого смысла. Они не подлежали восстановлению не только в Беловежской пуще, но и на огромных пространствах бывших оккупированных территорий. Наступило новое, послевоенное время. Однако это уже совсем другая история.

Александр Очеретний