«В Беларуси была своя янтарная комната». Как под Сморгонью энтузиаст восстанавливает места боёв Первой мировой

С 2010 года Игорь Павлов, председатель общественного объединения “Сморгонь фронтовая”, на собственные средства восстанавливает места боёв Первой мировой: траншеи, воронки от снарядов, ДОТы. И по местам боевой славы, расчищенным и приведённым в порядок, проводит экскурсии - с реконструкциями сражений, ядрёной самогонкой, с ароматным салом, самоваром, а ещё с солдатской кашей - не простой, а чечевичной с говядиной, по рецептуре русской императорской армии. TIO.BY поговорил с Игорем о его увлечении, о белорусской янтарной комнате, которая находилось под Сморгонью, и о том, какие известные люди были связаны с этими местами в период Первой мировой.

Ещё во времена, когда я был предпринимателем и руководил фирмой, решил составить своё семейное древо. И когда дошёл до прадеда, оказалось, что он, белорус, воевал за Российскую Империю в рядах народного ополчения, 5 лет был в плену в Австро-Венгрии и сидел в заточении вместе с французом. Потом каким-то чудом удалось ему убежать, он прибыл на родину и умер спустя годы своей смертью. Меня эта история заинтересовала, и по архивам Академии наук и по российским архивным данным я нашёл ту траншею, где он стоял и бил немца. Это затягивает: поднимаешь один факт, другой, третий - а потом оказывается, что люди-то об этом не знают.

Например, по архивным данным известно, что возле кожевенного завода, который находился около Сморгони в Первую мировую войну, захоронены две женщины из “батальона смерти” Марии Бочкарёвой (многие знают о нём по фильму “Батальонъ”). Да, отряд Марии Бочкарёвой действительно воевал в деревне Новоспасск Сморгонского района Гродненской области летом 1917 года. И сейчас мы ищем, где был этот кожевенный завод: от него ничего не осталось - разве что, может, разрушившийся фундамент.

После того как я начал интересоваться Первой мировой, у меня в жизни произошло  два знаковых события. Какое-то время я работал в Москве таксистом. И вот стою у Кремля на Моховой улице, подъезжает Land Cruiser, выходит водитель и говорит: “Свободен, командир? Подвези мать Ольгу на проспект Андропова”. А у меня в машине всё увешано пулями, гильзами, георгиевскими ленточками. И мать Ольга задаёт мне вопрос: “А что это у вас такое?”. “Да я увлекаюсь историей Первой мировой войны”, - отвечаю.

А она говорит: “А вы знаете, у меня есть семейная история. Мой отец воевал в Первую мировую войну в на территории нынешней Беларуси, место такое есть - под Сморгонью”. У меня волосы на голове дыбом: в Москве почти 50 тысяч машин такси, а ей надо было сесть именно в мою!

“Мой отец был влюблён в одну из женщин батальона смерти Марии Бочкарёвой, - продолжает мать Ольга. - Планы большие были: семья, дети, хозяйство. Но в последнем бою её убили. И он долго переживал, а потом, спустя много лет, женился, родилась у него дочь, и в честь любви великой назвал он её Ольга. И если бы я знала, где эта женщина захоронена, я бы приехала со своими послушницами, мы бы помолились, и моя душа нашла бы упокоение”. А я уже и забыл, куда ехать надо. Всё забыл! И я смотрю на неё, а сам думаю: женщина преклонного возраста - как перенесёт эту информацию? А не сказать тоже несправедливо. И я ей говорю: “Знаете что? Я из Сморгони. И ориентировочно знаю, где она захоронена”. Смотрю - теперь она забыла, куда едет! К слову, это оказалась заслуженная артистка театра и кино Ольга Гобзева.

А потом как-то раз поехали мы на Деды по могилкам своих родственников. Навели порядок, и мама говорит: “Давай заедем на хутор, где прадед жил. Посмотрим, в каком состоянии дом”. Мой отец тоже военный, и я вспоминаю, что при переезде мама посуду складывала в ящик из-под осколочно-фугасных танковых снарядов, чтобы не разбилась. Думаю, на чердаке два таких ящика лежало, мне на броневик как раз бы подошли (Игорь Павлов самостоятельно сделал броневик, - Прим. Ред). Залез на чердак, смотрю - ящиков нет: за 15 лет запустения в доме всё украли. И тут я на что-то наступаю. Смотрю, а это медальон с ликом Иисуса Христа! Принадлежал он моему второму прадеду, который был босоногим монахом кармелитовского испанского ордена - у нас на станции Гудогай до сих пор этот приход есть. Прадед мой умер в 1978 году, и с этого года медальон на том месте никто не мог найти. А я на него просто наступил.

В Новоспасске, помимо траншеи, где вступала в бой Мария Бочкарёва, есть ещё одно знаковое место: руины уникального Спасо-Преображенского униатского храма. Храм был построен во второй половине 18 века паном Букатым. По рассказам местных жителей, в храме была янтарная комната: местный житель Иван Русак утверждает, что лично видел янтарные плитки, которыми были облицованы стены храма. Вероятно, янтарь везли из Прибалтики.

А в военные времена в этом храме находился штаб гвардейцев Семёновского и Измайловского полков: под крышей был наблюдательный пункт, на первом этаже - командный пункт, а в подвальном этаже - перевязочная. Есть легенда, что от этого храма есть подземный ход в сторону Крево - километров пятнадцать под землёй. Конечно, хотелось бы восстановить этот храм, но это очень затратно, и на собственные деньги это сделать невозможно: только если привлекать гранты или госфинансирование.

Фото: drive2.ru

Сейчас мы - общественное объединение “Сморгонь фронтовая” - ухаживаем за объектом “Золотая Горка”, где произошло два знаковых события. Во-первых, самая первая газовая атака русской императорской армии была именно на этом месте, под Сморгонью. И мы восстановили траншею с блиндажами, где были сосредоточены газовые баллоны. А второе событие связано с тем, что на этой высоте находилась немецкая артиллерия, которая вела огонь по русским войскам, и нашим командованием было принято решение прорыть подземный тоннель, заложить два вагона взрывчатки и уничтожить немецкую артиллерию. Наши прадеды в течение месяца выносили грунт в мешках, маскировали их глубоко в тылу, чтобы немцы не рассекретили план. Был среди них и мой прадед. И вот 3 июля 1916 года прогремел взрыв, от которого в результате остались три воронки. В период советской власти одну из них превратили в городскую свалку. Постепенно оставшиеся две тоже начинали превращаться в свалку: жители, не зная истории, начали туда свозить бытовой и строительный мусор.

Как человек военный, я считаю несправедливым, что мой прадед 810 дней стоял в траншее в Сморгони, бил немцев, не пуская на нашу любимую родину, а потомки могут взять и об его ратный подвиг вытереть ноги. Именно неуважение к прадеду, может, меня больше всего и зацепило. И мы с ребятами собрались, приехали на место и взяли эту местность под свою защиту. В архивах нашли немецкую аэрофотосъёмку, где видна эта траншея, перенесли её на местность и начали восстанавливать. Облагораживать территорию нам помогали жители города, участники реконструкторского движения, минчане, даже приезжали желающие из соседней Литвы. Мы поставили нашим павшим воинам православный крест, а немцам - лютеранский.

Фото: shliah.by

Сейчас мы проводим здесь экскурсии: если откровенно, бизнес мой рухнул, поэтому финансировать всё из собственных средств я больше не мог. А проведём экскурсию - и есть у нас какая-то копейка, чтобы заправить бензопилы, машины и выехать на объект поддерживать его надлежащий вид.

Было бы хорошо, если бы нашу деятельность поддерживали финансированием, но просто так мы денег не просим. Проводим экскурсии, хотя поток туристов в последнее время немного снижен, и я не могу понять, в чём причина: ведём переговоры, ездим на выставки - в 2017 даже были на ITB в Берлине в составе национального стенда. Делаем корпоративы организациям - им нравится, но это штучные заказы, тем более, тематика достаточно узкая. Я сотрудничаю с туркомпаниями, в основном с “БелАгроТрэвел”, и с частными экскурсоводами. Делал рекламные “обзорки” для туроператоров - тишина. Также мы активно ведём группы в Facebook и “Вконтакте”, выкладываем свои новости и видео. Я считаю, что многие туристы уже видели Мирский и Лидский замки, и наш объект тоже может заслуживать интереса и уважения.

В Сморгони я могу занять людей на неделю: сплавы по Вилии на байдарках и на плотах, прохождение квестов патриотической тематики, посещение усадьбы Огинского... Очень многие места связаны с историей Первой мировой. Например, в усадьбе Огинского в военные годы был санитарный батальон, где одной из сестёр милосердия была дочь Льва Толстого: по состоянию здоровья её не пустили на передовую. Каждое место с кем-то связано: Зощенко, Катаев… Будущий маршал Советского Союза Малиновский был рядовым пулемётчиком в Сморгони, и у нас в планах найти это пулемётное гнездо. К сожалению, в период советской власти архивы по Первой мировой войне очень сердобольно уничтожались, поэтому придётся и с местными жителями поговорить, и в архивах покопаться - и русских, и немецких.

Все объекты мы приводили в порядок на собственные средства. Я делаю всё это потому, что считаю: не рассказывать об истории своего края - глупо. Люди, которые не знают свою историю, обречены на тщетное существование. В офисе за чашкой чая этого не ощутишь, но когда ты приходишь в лес и видишь, как изрыто всё траншеями и окопами, видишь все эти доты… это, на самом деле, большая трагедия. И не нужно вычленять, кто прав, а кто виноват в этой войне: меняются императоры, а гибнут простые люди, которые по воле или неволе судьбы идут на кровопролитие, хотя в тот же момент они бы могли любить своих женщин, воспитывать детей, строить дома, печь хлеб. Ну а коль этим у нас никто не занимается - наша очередь защитить память о наших прадедах.

Фото: vk.com/smorgonfrontovaya