Антикварные редкости Януша Униховского

О художественной коллекции, собранной в Русиновичах Янушем Униховским, современники писали: «В усадьбе много памятников семейных и общегосударственных, интересные образцы холодного и огнестрельного оружия, также доспехов, старательно собранных и упорядоченных нынешним владельцем паном Янушем Униховским, женатом на Софье из Ельских. Здесь же на семейном кладбище в парке в 1904 г. упокоился Михал Ельский, владелец недалеких Дудичей» (Rouba N. Przewodnik po Litwie i Białejrusi. Wilno, b.r. S. 168).

«Русиновичи, Минский уезд, на Беларуси. Собрание Униховских. Памятники общегосударственные и семейные, особенно с 1812 г. Оружие холодное и огнестрельное. Собрание фарфора, старинного хрусталя, уречского стекла, картин. Малую часть едва удалось спасти, остальное было уничтожено во время мировой войны» (Chwalewik E. Zbiory polskie. T. 2. Warszawa, 1927. S. 162).

Антоний Униховский о собрании отца писал следующее: «Мой отец, Януш Униховский, много лет занимался собиранием антиквариата и произведений искусства. Мрачные комнаты нашего дома были полны старых портретов, книг, оправленных в позолоченную кожу и пергамент, фрагментов старопольских доспехов, ценной мебели. Отец интересовался также археологией, искал в окрестностях следы доисторической цивилизации. Я долго хранил молотки каменного века, найденные им в старых курганах. Помню также, как он отправился однажды в археологическую поездку, откуда привез найденные им бледные рубины, нанизанные на проволочку, фрагмент очень примитивного еще ожерелья, принадлежавшего, вероятно, какой-нибудь прекрасной гречанке. В Керчи он снова нашел могилу какого-то античного рыцаря, может, скифа, и отправил все в Эрмитаж.

Из рассказов отца мне была известна история его первого антикварного провала. В Слуцке он купил совсем почерневшее кресло из слоновой кости, допуская, что это был, может быть, даже трон князей Слуцких. Кресло это могло быть отдано как votum в фарный костел, а позднее, проданное плебаном, попало в руки торговцев антиквариатом. Отец, еще очень молодой и плохо знавший о тонкостях и ловушках такого рода сделок – потому что это была одна из первых его покупок – направил в заграничные журналы статью об этой редкой находке, прилагая фотографию трона.

Спустя некоторое время якобы заграничные археологи назначили отцу встречу в Варшаве для изучения вопроса. Их экспертиза прошла самым фатальным образом! Они внимательно осмотрели кресло из почерневшей слоновой кости и объяснили отцу, что здесь нет ничего интересного. После их отъезда он, расстроенный, продал его ни за что какому-то варшавскому антиквару. Происходило это в девяностых годах прошлого века. А спустя пару лет, изумленный и полный злости, отец прочитал в специальном журнале, что British Museum стал владельцем ценного трона князей Слуцких. Он быстро понял, что был обманут заграничными экспертами и подставным купцом.

Когда речь заходит об антикварных делах на кресах ^[1], я должен вспомнить об уничтожении  так называемого логойского музея. Музей в Логойске был одним из самых старых музеев в Польше, основанный сестрой Станислава Августа – Тышкевичевной. Имел он просто бесценные сокровища. Каталог одних только польских пластин для гравюр этого музея является редкостью. Один экземпляр, который остался у меня после отца, я подарил перед войной Смоликову, большому знатоку графики.

Последний из той линии Тышкевичей, которым принадлежал логойский музей, уничтожил его, продав антиквару из Слуцка – Татуру. Татур вывез эти коллекции на двадцати груженых повозках в Слуцк, а потом в Минск Литовский. Из-за этого на несколько лет Минск стал Меккой антикваров, особенно когда после смерти Татура это собрание начала продавать его жена. Это была настоящая сумасшедшая, и торг с ней был необыкновенно труден. Иногда она ставила цены непомерно высокие в отношении к стоимости, иногда – до смешного низкие, а зависело все от ее настроения и счастья клиента. Отец рассказывал, как пытался купить у Татуровой несколько бокалов из уречского стекла. Эта сумасшедшая однажды на глазах присутствовавших собирателей разбила целую коллекцию, потому что никто не давал ей желаемой цены. (…)

Наш дед Михаил Ельский был скрипачом, на то время достаточно известным. После его смерти мы получили в наследство настоящую скрипку Страдивари. Эту скрипку отец выменял у упомянутой Татуровой, сумасшедшей вдовы минского антиквара, на ренессансные турнирные доспехи времен Максимилиана Первого. Весь панцирь был покрыт желобками. Доспехи эти попали в Музей Армии в Варшаве, и, похоже, многие варшавяне еще помнят их и огромное седло со спинкой, похожее на кресло; трудно было во время турнира «выбить» рыцаря из такого седла. К сожалению, обе эти редкости исчезли, украденные немцами. Из других предметов, происходивших из коллекции отца, в Национальном музее [в Варшаве] находились: стальная рубашка, золоченые замки которой были украшены «Погоней» – гербом Литвы, наплечник князя Альбрехта Радзивилла XVII века с прекрасными маскаронами, морион князей Саксонских и ружье в так называемом максимилиановском стиле, украшенное слоновой костью. Как мне кажется, и эти предметы были разграблены во время войны.

Доспехи крылатого гусара, которые отец купил на Жмуди у Коссаковских, закупил хранитель Сверч-Залевский для Вавеля, а в тридцать девятом году они были отправлены на нью-йоркскую выставку. И застряли за океаном вместе со знаменитыми польскими гобеленами. Несколько раз я видел только их фотографии в журналах. Чаще встречались доспехи с одним крылом, которые позднее переделывались на двукрылые ввиду их большей декоративности. Наши имели оба крыла аутентичных – отсюда такая редкость» (Uniechowska K. Antoni Uniechowski o sobie i innych. Warszawa, 1961. S.14–16, 34–36 ).

В другой книге воспоминаний Антоний Униховский дополнил сведения о коллекции отца: «К сожалению, я не знаю, что стало ни с бархатным вышитым серебром чепраком Владислава IV, ни с попоной Екатерины Австрийской, одной из жен Сигизмунда Августа. Та попона из зеленого бархата имела вышитые гербы Габсбургов, Сфорцев и Ягеллонов, и все это среди цветов и крылатых головок ангелов. В коллекции отца была также одна из добытых под Веной турецких хоругвей; великолепная, почти три метра в длину, малинового цвета с зелеными и желтыми аппликациями, на которых золотыми нитями были вытканы изречения из Корана. После смерти отца я нашел пачку акций Спиесса ^[2] – уже ничего не стоивших после девальвации и реформы Грабского (тогдашнего министра финансов), а на упаковке этих акций была собственноручная надпись моего отца, что он получил их от Спиесса за ту самую хоругвь. Интересно, уцелела ли она в пучине Второй мировой войны…

(…) Картины стали тогда так немодны ^[3], и тем самым не ходки, что желая продать кое-что из полученного в наследство от отца – я не мог найти покупателя. Так как я был знаком с секретарем Януша Радзивилла – Мошыньским, то хотел продать князю портрет Вильгельма Радзивилла кисти Каульбаха. У меня была также картина Бродовского, на которой был изображен князь Пане Коханку, развалившийся на фуре, накрытой ковром, а конь без седока, прекрасно оседланный, бежал рядом с повозкой, и все это на фоне замка в Несвиже. К сожалению, сделка эта не состоялась».

(…) Как-то приехал к нам еще под Минск в гости очень дружный с моим отцом большой знаток и антиквар пан Вольский, который долгие годы был центральной фигурой антикварного мира Варшавы и даже импресарио съезжающихся туда на радушные приемы или по торговым надобностям крупных покупателей произведений искусства из многих стран Европы. Приезды Вольского, естественно, были посвящены антикварным делам, слухам и сенсациям среди коллекционеров. Когда он уже уезжал, на память о милом визите отец подарил Вольскому небольшую бутылочку. Это был красивый предмет, о назначении которого, как я полагаю, и даритель, и одаренный знали не много. Это была бутылочка из стекла не слишком прозрачного, в которое были утоплены серебряные проволочки. Форма ее тоже была достаточно странная. Вольский, как мне кажется, не был особенно впечатлен этим презентом, но за много лет практики изучив ментальность собирателя, у которого что-либо вырвать, даже за огромные деньги, иногда было просто невозможно, сердечно поблагодарил отца за такой жест и уехал в Варшаву. Там же при первой возможности, а следует знать, что настоящий собиратель блестяще может избавиться от предмета, который ему по каким-либо причинам оказался не нужен, он продал бутылочку заграничному антиквару, который как раз подвернулся под руку. Насколько я знаю, продал за очень небольшую сумму, всего несколько или десяток рублей.

Через некоторое время в английском журнале «The Connoisseur», который с 1901 года до сегодняшнего дня является основным изданием международной мафии коллекционеров и покупателей произведений искусства, он нашел изображение бутылочки, от которой так легкомысленно избавился. Можно себе представить бессильную ярость Вольского, когда из научной статьи он узнал, что это был древний финикийский флакон для благовоний, предмет абсолютно уникальный и имевший огромную ценность» (Uniechowska K. Uniechowski opowiada czyli tajemnice mafii antykwarskiej. Warszawa, 1975. S. 45–46; 85; 229–230).

О коллекции художественного стекла Януша Униховского, произведенного на уречской мануфактуре, оставил сведения его родственник, белорусский историк, краевед и публицист Александр Ельский. В своем исследовании «Исторические сведения о фабрике стекла и декоративных зеркал в Уречье Радзивиллов в Литве» он поместил рисунки отдельных экземпляров из собраний Униховских, хранившихся в имениях Русиновичи Минского и Цеплень Игуменского уездов. Примечательно, что сами рисунки были выполнены Янушем Униховским и его женой Софьей (Jelski A. Wiadomość historyczna o fabryce szkieł i zwierciadeł ozdobnych w Urzeczu Radziwiłłowskiem na Litwie // Sprawozdania Komisyi do badania Historyi Sztuki w Polsce. T. VI. Z. IV. Kraków, 1899. S. 232–263).

Зарисовку коллекции уречского стекла отца, датированную уже более поздним временем, оставил Антоний Униховский.На этом рисунке особенно выделяется большой кубок с крышкой и надписью «Wiwat». Примечательно, что его изображение есть и в статье А. Ельского, датированной 1899 годом. Но тогда этот кубок, высота которого с крышкой составляла 41 см, диаметр вверху – 19 см, а внизу – 13 см, принадлежал еще княгине Иоанне Радзивилл, жившей в имении Аннополь под Минском. Позднее Януш Униховский приобрел его у княгини для своей коллекции.

Стекло – слишком хрупкая вещь для того, чтобы пережить столетия. О трагической судьбе коллекции уречского стекла отца писал его сын Антоний Униховский: «Перед войной 30 кубков уречского стекла из коллекции моего отца находились в моей собственности, а также собственности моих сестер. После начала войны я перенес их в подвал дома на Краковском предместье [в Варшаве], где я жил, и, старательно завернув в газету каждую единицу, уложил в ящики, устланные сеном. Менее ценные бутылки и крышки поставил в углу подвала у стены. К сожалению, кубки оказались слишком хорошо «упакованы». Во время восстания[4] бумага и сено загорелись от искры, и кубки расплавились в огне.

После освобождения моя сестра выкопала из пепла уцелевшие бутылки и крышки. Она отдала их в музей. Как говорили мне сотрудники музея, крышки подошли к другим кубкам, а бутылки с монограммами FU (Франтишек Униховский) служат в музейных мастерских при исследовании и сравнении химического состава других покупаемых музеем образцов уречского стекла» (Uniechowska K. Uniechowski opowiada czyli tajemnice mafii antykwarskiej. Warszawa, 1975. S. 45–46; 85; 229–230; 338).

Рисунки Антония Униховского взяты из кн.: Uniechowska K. Antoni Uniechowski o sobie i innych. Warszawa, 1961; Uniechowska K. Uniechowski opowiada czyli tajemnice mafii antykwarskiej. Warszawa, 1975.

Материал подготовлен Людмилой Хмельницкой, директором Центра исторических исследований «Планета Беларусь»

[1] Kresy Wschodnie (от польского слова «кресы» – граница, конец, край), польское название территорий нынешних западной Украины, Беларуси и Литвы.

[2] Спиесс Людвиг Юлиан (1872–1956) – польский предприниматель, фармацевт.

[3] Речь идет о времени между двумя мировыми войнами.

[4] Речь идет о восстании против гитлеровских оккупантов в Варшаве с 1 августа по 2 октября 1944 г., которое закончилось поражением восставших.